Как Есенин женился на Айседоре Дункан всем сплетням назло, а развелся назло самой танцовщице

В 1921 году светскому обществу Москвы было о чем посудачить: тот самый Есенин и та самая Дункан теперь вместе. И это невзирая на ощутимую разницу в возрасте и менталитете. Ведь Есенин в глазах публики — свой родной рязанский пастушок, паренек с золотыми кудрями и чистым взглядом, а Дункан — взбалмошная иностранка не первой молодости, которая к тому же пропагандирует свободу нравов и скандальную манеру танца. И конечно же, злые языки первым делом заподозрили холодный расчет.

Редакция ADME изучила биографии поэта и танцовщицы и с уверенностью заявляет: вопреки сплетням, чувства в отношениях Айседоры и Сергея были на первом месте, и лучше всего это подтверждают его письма и опубликованные мемуары их современников.

26-летний Есенин и 44-летняя Дункан познакомились на вечеринке модного живописца Жоржа Якулова

Богемная компания, собравшаяся в тот октябрьский вечер в мастерской художника, с нетерпением ожидала появления знаменитой танцовщицы.

Вспоминает близкий друг Есенина — поэт-имажинист Анатолий Мариенгоф:

«В первом часу ночи приехала Дункан. Красный, мягкими складками льющийся хитон, красные с отблеском меди волосы, большое тело, ступающее легко и мягко. Она обвела комнату глазами, похожими на блюдца из синего фаянса, и остановила их на Есенине. Маленький нежный рот ему улыбнулся. Изадора легла на диван, а Есенин — у ее ног. Она окунула руку в его кудри и сказала:

— Solotaia golova!

Было неожиданно, что она, знающая не больше десятка русских слов, знала именно эти два. Потом поцеловала его в губы. И вторично ее рот, маленький и красный, как ранка от пули, приятно изломал русские буквы:

— Angel!

Поцеловала еще раз и сказала:

— Tschort!»

С тех пор все чаще в московских кафе, театрах и на вечеринках можно было встретить их: привлекательную зрелую женщину и светловолосого обаятельного молодого человека рядом с ней.

Они стали главной темой для обсуждения в артистических кругах

Один из современников поэта, писатель Матвей Ройзман, пишет в мемуарах:

«Есенин своим горячим молодым чувством пробудил в Айседоре вторую молодость. Конечно, не обошлось в этих отношениях и без возникшего у Дункан материнского чувства по отношению к Сергею, который был намного моложе ее. <...> Их взаимному чувству способствовало и то, что они по существу, как все великие люди, были одинокими, да еще по натуре бунтарями».

В этих словах много правды: Айседора Дункан в своей профессии была на тот момент не только признанной звездой, но и настоящей революционеркой. Ее новаторская манера танца — без пуантов, пачки и корсета, босиком, в легком греческом хитоне — уже успела покорить мир. Танцовщицу называли «божественной босоножкой» и перенимали ее пластику, а на модных вечеринках девушки старались двигаться как Дункан.

И тем удивительнее казалось ее решение бросить все и переехать в голодающую постреволюционную Россию по приглашению советских властей.

Есенин к тому времени уже считался национальным поэтом. Но стремился к большему. Он возглавил имажинистов (новое вольнодумное течение в поэзии, основанное на стремлении передать мысль образом, метафорой), стал носить цилиндр, трость, шляпы и модные штиблеты. Поэт и переводчик Сергей Городецкий вспоминал:

«Есенин терпеть не мог, когда его называли пастушком, Лелем, когда делали из него исключительно крестьянского поэта. Отлично помню его бешенство. Он хотел быть европейцем и уже тогда сознательно шел на то, чтобы быть первым российским поэтом. Это была его революция, его освобождение».

Сергей Есенин и поэты-имажинисты.

В любом случае это был громкий роман. Обывателей поражало все: и что знаменитая иностранка добровольно оставила подмостки ведущих театров мира ради мечты открыть танцевальную школу в Москве и «быть товарищем среди товарищей», и что общались влюбленные больше жестами и изредка через переводчика, и их 18-летняя разница в возрасте.

Не случайностью являлось и то, что Есенин так и не изучил ни одного иностранного языка. В одном письме из Америки он писал: «...Кроме русского, никакого другого не признаю и держу себя так, что ежели кому-нибудь любопытно со мной говорить, то пусть учится по-русски».

Всего через полгода после знакомства пара отправилась в ЗАГС, чтобы зарегистрировать брак. Друзья говорили Есенину, что он женился на старухе, но Сергей лишь улыбался в ответ.

Свадьба с Есениным стала для Дункан новым источником вдохновения и спасением от призраков прошлого

Айседора со своей дочерью Дердри и сыном Патриком.

За несколько лет до описываемых событий жизнь ее маленьких дочери и сына трагически оборвалась в автокатастрофе, и это сильно подкосило танцовщицу. Впоследствии она удочерила нескольких своих учениц: девочки-"изадорабли«, как называла их пресса, стали продолжательницами традиций свободного танца. А Есенин позже признавался, что Айседора была нежна с ним, «как мать», и говорила, что он похож на ее погибшего сына.

Итак, пара расписалась 2 мая 1922 года и в тот же месяц покинула Россию. Айседоре предстояли гастроли — сначала в Западную Европу, а затем в Америку. Есенин повсюду сопровождал супругу. Однако путешествие не сложилось: оказалось, что за границей все воспринимали поэта лишь как «приложение» к несравненной Дункан, хотя на родине его чуть ли не боготворили.

О своем путешествии по Америке поэт писал с горечью:

«Один раз вижу — на углу газетчик, и на каждой газете моя физиономия. У меня даже сердце екнуло. Вот это слава! Через океан дошло. Купил я у него добрый десяток газет, мчусь домой, соображаю — надо тому, другому послать. Я прошу кого-то перевести подпись под портретом. Мне и переводят: „Сергей Есенин, русский мужик, муж знаменитой, несравненной, очаровательной танцовщицы Айседоры Дункан, бессмертный талант которой...“ и т. д., и т. д. Злость меня такая взяла, что я эту газету на мелкие клочки изодрал и долго потом успокоиться не мог. Вот тебе и слава!»

Нет, Есенин не считал, что жена не заслужила такого успеха, но он сокрушался, что ее характер и образ жизни мешают ему достичь того же. Переезжая из страны в страну, из Берлина он прислал письмо московскому секретарю Айседоры Илье Шнейдеру: «Если бы Изадора не была сумасбродной и дала мне возможность где-нибудь присесть, я очень много бы заработал и денег». Кроме того, он понимал, что заграница не приняла и не оценила его как поэта.

"Изадорабли" Лиза, Анна и Марго Дункан, приемные дочери Айседоры.

В итоге тоска Есенина по родине и его возмущение «буржуйским» менталитетом иностранцев превратили год брака в год размолвок, скандалов и разочарований

В 1923 году Айседора и Сергей вернулись в Москву. На вокзале их встречал Шнейдер. Айседора наклонилась к нему и сказала по-немецки: «Вот я привезла этого ребенка на его родину, но у меня нет более ничего общего с ним...» Вскоре она уехала на гастроли.

Супруги еще какое-то время слали друг другу телеграммы. Но если Айседора сохраняла заботливый и обеспокоенный здоровьем мужа тон, звала его к себе в Грузию, то у Есенина настроение начало меняться. Еще в сентябре он пишет: «Милая Изадора! Я не мог приехать, потому что очень занят. Приеду в Ялту. Люблю тебя бесконечно, твой Сергей», а через несколько недель ей приходит: «Я люблю другую, женат и счастлив. Есенин».

Это был исправленный вариант. Первоначальный выглядел так: «Я говорил еще в Париже, что в России я уйду. Ты меня озлобила. Люблю тебя, но жить с тобой не буду. Я женился. Сейчас я женат и счастлив. Тебе желаю того же. Есенин».

Про женитьбу поэт солгал. На момент отправления телеграммы он всего лишь переехал к другой женщине, своему секретарю Галине Бениславской. А женился только через 2 года, и вовсе не на Бениславской, а на внучке Льва Толстого Софье, с которой познакомился за несколько месяцев до свадьбы.

Сергей Есенин и Софья Толстая.

Поэтесса Елизавета Стырская вспоминала, что незадолго до своей свадьбы с Дункан Есенин сказал ей:

«Айседора имеет надо мной дьявольскую власть. Когда я ухожу, то думаю, что никогда больше не вернусь, а назавтра или послезавтра я возвращаюсь. Она меня очень любит! Иногда мне с ней так хорошо! Когда мы одни... Когда мы молчим... или когда я читаю ей стихи. Не думай, что я из-за денег, из-за славы!.. Я плюю на это! Моя слава больше ее! Я — Есенин!

Иногда мне кажется, что ей наплевать, что я — Есенин, иногда мне кажется, что ей нужны мои глаза, волосы, моя молодость, а иногда — что ей не нравится Россия. Я хочу писать, а она танцует. Мне не нравятся танцы. Я их не понимаю. Мне неприятно слышать, что ей аплодируют в театре. Нерусское это искусство, потому я его и не люблю».

История любви двух гениев искусства может быть плодотворной и дарящей вдохновение, но в данном случае она стала для них разрушающей. Не в том ли дело, что Айседора Дункан полюбила в Есенине золотоволосого ребенка, а он безуспешно пытался найти в ней родственную своей неспокойной натуре душу?