У меня обсессивно-компульсивное расстройство. И на самом деле это не так смешно, как показывают по ТВ

Обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) — это комплекс навязчивых мыслей (обсессий) и обязательных ритуалов (компульсий), которыми человек пытается защититься от этих мыслей. ОКР заставляет больного раз за разом поправлять окружающие его предметы, десятки раз в день мыть руки или мучиться от неосознанной тревоги за свою жизнь, которая иногда даже не позволяет ему выйти из дома.

Привет, меня зовут Анна, и почти вся моя жизнь состояла из бессмысленных ритуалов и страха. Специально для ADME я объясню, как на самом деле ОКР влияет на жизнь и почему его вред так преуменьшают в популярных ТВ-шоу.

Не скрою, мне тоже очень нравится сериал «Теория Большого взрыва»: вредный, но харизматичный Шелдон Купер своими милыми закидонами достает окружающих, запрещает садиться на его место, составляет расписание для всего на свете и устанавливает термостат на 18 °C. Все смеются.

Если бы в жизни все было так — наверное, я бы смеялась над собой гораздо чаще. Но получилось иначе.

Первые звоночки появились еще с детстве: я была мягким, добрым ребенком и считала, что у каждой игрушки есть чувства. Чтобы игрушки были «счастливы», у каждой из них должно было быть свое место, на которое ее следовало возвращать всякий раз после игры. Понятия не имею, откуда это взялось, но в садике моим главным переживанием был страх за плюшевых друзей: иногда я начинала нервничать и даже плакать, когда мне казалось, что одна из игрушек могла остаться на полу.

Со временем я стала думать, что у других предметов тоже есть душа: если случайно ударить стул, ему будет больно; его нужно погладить и аккуратно вернуть на место. Если этого не сделать — стул «припомнит» мне все это, в неподходящий момент сломается или просто может случиться что-то еще.

Стул. Затаит обиду, припомнит, отомстит. Все нормально, так бывает.

Мое спокойствие и душевное равновесие полностью зависели от окружающих меня вещей. А к 15 годам тревожность начала усиливаться, и я уже просто не могла с ней бороться. У нас дома была газовая плита, и зимой мы включали ее, чтобы в квартире было теплее. Как-то утром я выключила газ и ушла в школу. Через 10 минут после начала первого урока я сорвалась и побежала домой проверять: я была уверена, что мой дом уже сгорел дотла. Зашла домой, убедилась, что плита выключена, пошла обратно в школу... На полпути снова рванула домой: засомневалась, что качественно проверила.

И все бы ничего, но вместе с тягой к порядку я получила совершенно идиотскую страсть к симметрии. И дело было не только в параллельно лежащих карандашах — мне необходимо было чувствовать симметрию телом. Представьте: вы идете по комнате и случайно бьетесь мизинцем ноги о край кровати. Отвратительное чувство, правда? Первые десять секунд вы думаете, как успокоить эту жуткую боль. Я в это время думаю, что будет правильно удариться второй ногой тоже.

Показательный эпизод случился на очередной тренировке по волейболу: я неудачно приняла мощную подачу и сломала средний палец на правой руке. Естественно, тренировку я продолжать не могла и села на скамейку запасных. Через несколько минут поймала себя на том, что методично стучу костяшкой среднего пальца левой руки о стену и уже разбила его в кровь. Родителям ничего рассказывать не стала: получила травму на тренировке — со всеми бывает.

В полной мере я осознала проблему, когда переехала в другой город учиться и стала жить одна. Поскольку теперь я сама отвечала за порядок и безопасность жилья, мне пришлось гораздо больше времени уделять обходу квартиры по утрам. Я опаздывала на пары, пропускала зачеты и не могла готовиться к экзаменам: меня терзали мысли о том, что в мою квартиру ворвется кто-то посторонний, розетки могут загореться, а кран откроется сам собой и устроит потоп. Несколько раз я выскакивала из автобуса по дороге на пары, чтобы вернуться домой и проверить дверь. Университет я с горем пополам окончила, но вот с первой работы меня уволили за постоянные опоздания.

Только тогда до меня начало доходить, что дело не в моей невнимательности или безответственности. Жизнь медленно превращалась в ад, и мне нужна была помощь.

В 22 года я наконец решила обратиться к специалисту. Психотерапевта нашла по отзывам в интернете. Мы с ним общались пару месяцев, он прописал мне курс успокоительных и посоветовал «постараться уделять меньше времени навязчивым идеям и больше отдыхать». Психотерапевт из него оказался так себе.

А вот второй врач, к которому я попала, почти сразу все понял и объяснил, что у меня именно ОКР: оказалось, что с этим можно нормально жить и даже строить отношения. Главная (и самая сложная) часть терапии заключалась в постепенном отказе от своих ритуалов. Выходишь из квартиры, закрываешь дверь — и не возвращаешься проверить, как бы ни хотелось. И это были самые страшные моменты, которые мне приходилось переживать: в голове проносились десятки жутких сценариев, которые обязательно должны произойти, потому что я забыла повернуть ключ в замке.

Отдельным вопросом пока что остается личная жизнь: ни с кем не получается построить отношений. На чужую территорию переехать не могу («там все стоит неправильно»), на свою тоже пустить не могу («он все поставит неправильно»). Я честно пыталась встречаться с молодыми людьми, кто-то даже с пониманием относился к моим закидонам. Но долго ни один не выдерживал, а иногда не удавалось зайти дальше одной встречи.

Однажды на свидании я увлеклась выравниванием посуды на столе и прослушала все, о чем говорил мне парень. Оказывается, он задавал мне какие-то вопросы и ждал ответа, а я была слишком занята созданием порядка вокруг себя. Когда я наконец подняла на него глаза, он покачал головой, встал и ушел. И да, он мне действительно очень нравился.

Уже много лет спустя я стала задумываться: почему родители ничего не замечали? И у меня есть одно вполне логичное объяснение: со стороны все выглядит как непреодолимая тяга к порядку и чистоте. Разве вы не хотели бы, чтобы ваш ребенок был опрятным и без лишних напоминаний сам убирал в комнате? Все это так, но сейчас я очень жалею, что еще школьницей не рассказала маме о своей проблеме. Она обязательно бы меня поняла и гораздо раньше уговорила бы обратиться к врачу.

Зато спустя 4 года борьбы с расстройством я могу гордо признать: мне стало легче. Сейчас я совершаю только пару упрощенных ритуалов и теперь учусь отказываться от них совсем. Чтобы унять потребность в симметричных ощущениях, мне больше не нужно, скажем, биться о кровать и другой ногой — достаточно сильно ту почесать. Я стараюсь не распространяться при коллегах или знакомых о своем диагнозе, потому что некоторые начинают задавать очень смешные вопросы в стиле: «О, а гостей на пороге квартиры дезинфицируешь?», «А тарелки по цвету расставляешь?». «Да, — думаю я. — И не только тарелки».

Если ОКР есть у кого-то из ваших близких

На самом деле обсессивно-компульсивное расстройство — это в первую очередь гипертрофированный страх за себя и близких, который сложно назвать обычной тревожностью. Ты буквально сходишь с ума, когда случайно прикасаешься к пепельнице, потому что теперь у тебя обязательно будет рак легких. И нет, большинство людей с подобным расстройством прекрасно осознает, что онкологические заболевания не передаются через руки и пепельницы. Но ты просто не можешь заставить себя в это поверить.

У вас не получится переубедить человека с ОКР, что с ним все будет хорошо и мыть руки по 40 раз в день необязательно. Проблема в голове — вы можете только поддержать своего друга и посоветовать хорошего врача. Главное — не отворачивайтесь и не смейтесь над чужими странностями. Просто будьте рядом.