Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем. Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом: Убиенных щадят, отпевают и балуют раем… Не скажу про живых, а покойников мы бережём.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок — И ударит душа на ворованных клячах в галоп! В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок… Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали. Гляжу — пред очами не райское что-то: Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел. И среди ничего возвышались литые ворота, И огромный этап у ворот на ворота глядел.
Как ржанёт коренной! Я смирил его ласковым словом, Да репьи из мочал еле выдрал, и гриву заплёл. Седовласый старик что-то долго возился с засовом — И кряхтел и ворчал, и не смог отворить — и ушёл.
И измученный люд не издал ни единого стона, Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел. Здесь малина, братва, — оглушило малиновым звоном! Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых: Это Пётр-старик — он апостол, а я остолоп. Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок… Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?! Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб, Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок… Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Я подох на задах — не при старых свечах-канделябрах Не к мадонне прижат божий сын, а — в хоромах холоп Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок Но сады сторожат, и убит я без промаха в лоб
И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых, Кони — головы вверх, но и я закусил удила. Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!
В театре теней сегодня темно, Театр сегодня пуст, Ночные птицы легли на крыло Выбрав верный курс.
Стены, да, пожалуй, бархат портьер Еще пока помнят свой грим, Город накрыла ночь, С нами задув огни.
Скрип половиц за упокой, Лишь время сквозь щели сочится луной, Лиц не видно, виден лишь дым За искрами папирос.
Квадрат окна дробится в круг, Чуть-чуть - и вдруг Слышишь, хранитель хоровода рук Шепчет слова, я повторяю за ним...
Дух огня, начни игру, нам не начать без тебя, В алых языках ритуального танца закружи гостей! Взойди над прахом ветхих знамен, взойди мечом похорон, Мы здесь, мы ждем сигнал, сигнал к началу дня!
Распиши горизонт кострами новых зарниц, Вскрой душное небо скальпелем утренних птиц, И хотя этот восход еще слишком молод, А закат уже слишком стар, Я продолжаю петь, я вижу пожар...
Театр начинает жить, лишь только Свет отбросит первые тени, Театр начинает жить, когда мы поем: День! День! День! День!
Но в театре теней сегодня темно В театре теней сегодня темно В театре теней сегодня темно...
Я твердо уверен, что где-то в галактике дальней, На пыльных тропинках, вдали от космических трасс, Найдется планета, похожая с нашей детально, И люди на ней совершенно похожи на нас.
Мой город, и дом, и квартира отыщутся где-то. Согласно прописке, там занял пять метров жилья Мужчина, который курит мои сигареты И пьет жигулевское пиво не реже, чем я.
У нас с ним одни и те же заботы. Он носит мой галстук, Он спорит с моей женой. И так же, как я, По утрам он спешит на работу, А вечером тем же автобусом едет домой.
Ему точно так же бывает и грустно, и скучно. Бывает порою, что некому руку подать. Поэтому нам поскорее с ним встретиться нужно, Уж мы бы отлично сумели друг друга понять.
Итак, решено! Отправляюсь на эту планету! Я продал часы, свою бритву и новый утюг. Дождался субботы. В субботу построил ракету. Встречай меня, парень! Встречай меня, преданный друг!
Ведь у нас с тобой одни и те же заботы. Ты носишь мой галстук, Ты спишь с моею женой. И так же, как я, По утрам ты спешишь на работу, А вечером тем же автобусом едешь домой.
Три дня я плутал переулками звездного мира, И к этой планете пришел на крутом вираже. Все точно совпало — и город, и номер квартиры, И те же соседи живут на одном этаже.
Соседи сказали — случилось большое несчастье! Соседи мне сразу сказали, что в эти три дня Он бритву, часы и утюг променял на запчасти И тоже решил полететь — поглядеть на меня.
Теперь его заботы — мои заботы. Ношу его галстук, Скандалю с его женой. И так же, как он, По утрам я спешу на работу, А вечером тем же автобусом еду домой. Я еду домой.
Спроси Неву, ты знаешь, я давно живу Уйти, куда? - туда где время не вода. С собой возьми, и я возьму с собой тебя. Мне объясни, что слишком мало декабря... Нам.
Смотри в меня, сотри себя и будь во мне. В последний раз твоя вода в моем окне. Снега немы, немыслимые эти сны Они над ледяным унынием не властны.
Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды. Крылатым умирает каждый, рождая дожди. Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды Умрёт и наш мираж вчерашний однажды дожди Лью, бью в стекло... Люблю светло.
Выше или ниже, я тебя не вижу, higher or lower. Чёрными цепями оцепили памяти острова. За закрытыми дверями море времени теряем. Все, что мы узнаем, не расскажем им.
Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды Умрёт и наш мираж вчерашний однажды дожди Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды. Крылатым умирает каждый, рождая дожди. Лью, бью в стекло... Люблю светло.
Молчание твоё во мне растает, а На дне твоём одни живут случайные Течения, не ты, мы не давали обещания Не разводить мосты.
Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды, Крылатым умирает каждый, рождая дожди. Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды, Умрет и наш мираж вчерашний, однажды. Дожди. Льют, бью стекло, люблю светло.
Я не могу сказать, что знаю все, что будет, Но так стандартен ход сменяющихся буден, Что быть пророком так же просто, Как и задавать вопросы пустоте, Не получать на них ответа И возвращаться каждый вечер на щите.
А ночью, побледнев от темноты и муки, Чуть отдышавшись, брать себя покрепче в руки. И поутру, забыв про боль, Вступать в неравный бой с собой наедине, Свой труп на битву побуждать И, погибая, побеждать себя в войне.
Жизнь - карусель вер и сомнений, Круговорот истин и лжи, Серость одних и других вдохновенье, - Все это и называется жизнь.
Возьми же карты те, что шулера раздали. Сейчас твоя игра, забудь свои печали. Не пропускай удачи зов - Шестерки тоже бьют тузов назло судьбе. И, рассмеявшись, сядь на гроб, Пусть пустит себе пулю в лоб, кто сдал тебе.
Что день принес, непросто выразить словами. Прошу тебя, не прячь за пазухою камень. Ведь неизвестно, кто же выиграл: Кто в яме или тот, кто вырыл яму ту. А если вдруг судьбы каприз? И упадешь ты вдруг не вниз, а в высоту!
Жизнь - карусель вер и сомнений, Круговорот истин и лжи, Серость одних и других вдохновенье, И потому называется жизнь
Город расколется на мириады зеркал, Рвутся в любовных пожарах петарды сердец, Стенка за стенкой, душа, за душою тоска, Тянет в болотную топь заколдованных мест. Я же тебя никогда никому не отдам, Пело сердечко и плакали гордые льды, Наши тела бы могли отыскать по следам, Если бы мы не забыли оставить следы.
Дайте мне белые крылья, - я утопаю в омуте, Через тернии, провода, - в небо, только б не мучаться. Тучкой маленькой обернусь и над твоим крохотным домиком Разрыдаюсь косым дождем; знаешь, я так соскучился! Знаешь, я так соскучился, Знаешь, я так соскучился, Знаешь, я так соскучился, Знаешь...
Встретимся и за секунду проносится ночь, Но вечностью черной разлука обрушится вновь. Так почему же мы всё разбегаемся впрочь? Зная в каком направлении наша любовь. Мы друг для друга давно стали как зеркала. Видеть тебя и всё чаще себя узнавать, Нитью незримой нас намертво сшила игла, Так больно когда города нас хотят разорвать.
Дайте мне белые крылья, - я утопаю в омуте, Через тернии, провода, - в небо, только б не мучаться. Тучкой маленькой обернусь и над твоим крохотным домиком Разрыдаюсь косым дождем; знаешь, я так соскучился! Знаешь, я так соскучился, Знаешь, я так соскучился, Знаешь, я так соскучился, Знаешь...
Звездочка в небе дрожит Кто тебя бросил в мокрую осень? Звездочка, расскажи Прячет ли дождик беззвучные слезы?
Скольким наивным девчонкам тебя часто дарили ребята Может, и я, может, и я когда-то тебя подарю Девчонке одной, той, что приснилась весной
Звездочка в небе дрожит В черной февральской пропасти бьется Знаю, ты здесь, в глуши Что кто-то далекий зовет тебя солнцем
Сколько романтиков пальцем в тебя стреляли, дома покидая Может, и я, может, и я когда-то из дома сбегу С девчонкой одной, с той, что приснилась весной
Сквозь немые столетия намекни, подмигни Покажи направление, я прямо сейчас пойду, хоть на край Земли Как извелся ночами я, сколько лет мне осталось жить? Так расскажи на прощание, впрочем, нет, не говори — молчи
Где-то забытый дом Машет ли кто-то белым платочком? Звездочка в небе пустом Мы с тобой — две одинокие точки
Сколько безумцев, как ты просияв, напрасно как спички сгорали Может, и я выпью мудрости яд и вместе давай дрожать Над спящей страной, над проклятой страной Для девчонки одной
"Сам виноват: и слёзы лью, и охаю — Попал в чужую колею глубокую. Я цели намечал свои на выбор сам — А вот теперь из колеи не выбраться.
Крутые скользкие края Имеет эта колея.
Я кляну проложивших её, Скоро лопнет терпенье моё, И склоняю, как школьник плохой: Колею, в колее, с колеёй...
Но почему неймётся мне — нахальный я, — Условья, в общем, в колее нормальные: Никто не стукнет, не притрёт — не жалуйся! Желаешь двигаться вперёд — пожалуйста!
Отказа нет в еде-питье В уютной этой колее.
И я живо себя убедил: Не один я в неё угодил. Так держать — колесо в колесе! — И доеду туда, куда все.
Вот кто-то крикнул сам не свой: "А ну, пусти!" — И начал спорить с колеёй по глупости. Он в споре сжёг запас до дна тепла души — И полетели клапана и вкладыши.
Но покорёжил он края — И шире стала колея.
Вдруг его обрывается след... Чудака оттащили в кювет, Чтоб не мог он нам, задним, мешать По чужой колее проезжать.
Вот и ко мне пришла беда — стартёр заел, Теперь уж это не езда, а ёрзанье. И надо б выйти, подтолкнуть, но прыти нет, Авось подъедет кто-нибудь и вытянет.
Напрасно жду подмоги я — Чужая это колея.
Расплеваться бы глиной и ржой С колеёй этой самой — чужой! Ведь тем, что я её сам углубил, Я у задних надежду убил.
Прошиб меня холодный пот до косточки, И я прошёл чуть-чуть вперёд по досточке. Гляжу — размыли край ручьи весенние, Там выезд есть из колеи — спасение!
Я грязью из-под шин плюю В чужую эту колею.
Эй вы, задние, делай как я! Это значит — не надо за мной. Колея эта — только моя, Выбирайтесь своей колеёй!"
Какой большой ветер, напал на наш остров. С домишек сдул крыши, как с молока пену. И если гвоздь к дому пригнать концом острым, без молотка, сразу, он сам войдет в стену.
А шторм унес в море десятка два шлюпок, а рыбакам горе: не раскурить трубок. А раскурить надо, да вот зажечь спичку, как на лету взглядом остановить птичку.
Сорвал ветлу ветер, в саду сровнял гряды, Аж корешок редьки из почвы сам вылез, И, подкатив боком к соседнему саду, В чужую врос грядку и снова там вырос.
Какой большой ветер, ах, какой вихрь, А ты сидишь рядом, а ты сидишь тихо. И никакой силой тебя нельзя стронуть, скорей Нептун слезет со своего трона.
Приходи на меня посмотреть. Приходи. Я живая, мне больно... (с)
Приходи на меня посмотреть, подержи меня за руку, Тронь губами висок, не задев пулевое отверстие. Я наутро крысиной тропой эмигрирую за реку И не знаю, как долго продлится мое путешествие.
Сорок третий. Сочельник. Холеная Вена простужена. Ты опять без шарфа и перчаток — ну, прямо как маленький. Крестный сгинул в Дахау. Помянем сегодня за ужином? Мой Щелкунчик на фронте — пошли ему, Господи, валенки.
А мышиный король ворожит в марципановом логове, Стаи серых мундиров бросая в кровавое месиво. Боги, яду мне, яду! — и небо взрывается оловом, Лоскутами шинелей, бинтами и горькими песнями.
Помнишь, раньше все было так просто, волшебно и правильно? Детство кончилось. Сказка рассыпалась крошками рыжими. Я найду Крысолова из славного города Гаммельна И вернусь, обещаю! Ты только, пожалуйста, выживи...
Я вас любил. Любовь еще (возможно, что просто боль) сверлит мои мозги. Все разлетелось к черту на куски. Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием. И далее: виски: в который вдарить? Портила не дрожь, но задумчивость. Черт! Все не по-людски! Я вас любил так сильно, безнадежно, как дай вам Бог другими - но не даст! Он, будучи на многое горазд, не сотворит - по Пармениду - дважды сей жар в крови, ширококостный хруст, чтоб пломбы в пасти плавились от жажды коснуться - "бюст" зачеркиваю - уст!
Рыбы зимой живут. Рыбы жуют кислород. Рыбы зимой плывут, задевая глазами лед. Туда. Где глубже. Где море. Рыбы. Рыбы. Рыбы. Рыбы плывут зимой. Рыбы хотят выплыть. Рыбы плывут без света. Под солнцем зимним и зыбким. Рыбы плывут от смерти вечным путем рыбьим. Рыбы не льют слезы: упираясь головой в глыбы, в холодной воде мерзнут холодные глаза рыбы. Рыбы всегда молчаливы, ибо они - безмолвны. Стихи о рыбах, как рыбы, встают поперек горла.
Мне после вас теперь банальные комментарии писать стыдно. Но раз уж я это прочитала, то я это прокомментирую;) Приянка со своим джонасом ни на одном фото не смотрится органично. Везде как мама, которая пришла с сыном на его выпускной. Я, вроде, не эйджист, но... На Мэйси чаще всего больно смотреть. Я понимаю, что подростков тянет на эксперименты, но мы-то почему на это должны смотреть, да и успокоиться уже пора. Про Маркл и гарри-это ж надо так заморочиться, чтобы сшить пиджак под платье. Гарри надо проклинать лень,когда он встретил эту женщину. Женился бы на нормальной, был бы простым тихим алкашом из королевской семьи, а не ее позорищем. Больше очень ценных мыслей по этому поводу у меня нет.
Вот выходит на пруд школьник Вова. Вова — мастер подледного лова. Он пешней твердый лед прорубает, Манной кашей крючок наживляет, Прямо в лунку наживку бросает:
Вот так ловко! Вот так Вовка!
Но живет в том пруду окунь Лева. Лева — мастер подводного клева. Тихо-тихо к крючку подплывает, Кашу манную всю объедает, Но на удочку не попадает:
Вот так ловко! Вот так Левка!
Вот сидит себе Вовка на ящике, Снег притаптывает мерзлым валенком — И мечтает хотя б о подлещике, О плотвенке хотя б самом маленьком.
Подо льдом окунь Вова похаживает, Плавниками живот свой поглаживает, Да посмеивается над Вовою, Да поет свою песнь окуневую!
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем…
Не скажу про живых, а покойников мы бережём.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —
И ударит душа на ворованных клячах в галоп!
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали. Гляжу — пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап у ворот на ворота глядел.
Как ржанёт коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал, и гриву заплёл.
Седовласый старик что-то долго возился с засовом —
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить — и ушёл.
И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, — оглушило малиновым звоном!
Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Пётр-старик — он апостол, а я остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок…
Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб,
Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Я подох на задах — не при старых свечах-канделябрах
Не к мадонне прижат божий сын, а — в хоромах холоп
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок
Но сады сторожат, и убит я без промаха в лоб
И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони — головы вверх, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!
Театр сегодня пуст,
Ночные птицы легли на крыло
Выбрав верный курс.
Стены, да, пожалуй, бархат портьер
Еще пока помнят свой грим,
Город накрыла ночь,
С нами задув огни.
Скрип половиц за упокой,
Лишь время сквозь щели сочится луной,
Лиц не видно, виден лишь дым
За искрами папирос.
Квадрат окна дробится в круг,
Чуть-чуть - и вдруг
Слышишь, хранитель хоровода рук
Шепчет слова, я повторяю за ним...
Дух огня, начни игру, нам не начать без тебя,
В алых языках ритуального танца закружи гостей!
Взойди над прахом ветхих знамен, взойди мечом похорон,
Мы здесь, мы ждем сигнал, сигнал к началу дня!
Распиши горизонт кострами новых зарниц,
Вскрой душное небо скальпелем утренних птиц,
И хотя этот восход еще слишком молод,
А закат уже слишком стар,
Я продолжаю петь, я вижу пожар...
Театр начинает жить, лишь только
Свет отбросит первые тени,
Театр начинает жить, когда мы поем:
День! День! День! День!
Но в театре теней сегодня темно
В театре теней сегодня темно
В театре теней сегодня темно...
Не, ну у нас же тут караоке?))
Я твердо уверен, что где-то в галактике дальней,
На пыльных тропинках, вдали от космических трасс,
Найдется планета, похожая с нашей детально,
И люди на ней совершенно похожи на нас.
Мой город, и дом, и квартира отыщутся где-то.
Согласно прописке, там занял пять метров жилья
Мужчина, который курит мои сигареты
И пьет жигулевское пиво не реже, чем я.
У нас с ним одни и те же заботы.
Он носит мой галстук,
Он спорит с моей женой.
И так же, как я,
По утрам он спешит на работу,
А вечером тем же автобусом едет домой.
Ему точно так же бывает и грустно, и скучно.
Бывает порою, что некому руку подать.
Поэтому нам поскорее с ним встретиться нужно,
Уж мы бы отлично сумели друг друга понять.
Итак, решено! Отправляюсь на эту планету!
Я продал часы, свою бритву и новый утюг.
Дождался субботы. В субботу построил ракету.
Встречай меня, парень! Встречай меня, преданный друг!
Ведь у нас с тобой одни и те же заботы.
Ты носишь мой галстук,
Ты спишь с моею женой.
И так же, как я,
По утрам ты спешишь на работу,
А вечером тем же автобусом едешь домой.
Три дня я плутал переулками звездного мира,
И к этой планете пришел на крутом вираже.
Все точно совпало — и город, и номер квартиры,
И те же соседи живут на одном этаже.
Соседи сказали — случилось большое несчастье!
Соседи мне сразу сказали, что в эти три дня
Он бритву, часы и утюг променял на запчасти
И тоже решил полететь — поглядеть на меня.
Теперь его заботы — мои заботы.
Ношу его галстук,
Скандалю с его женой.
И так же, как он,
По утрам я спешу на работу,
А вечером тем же автобусом еду домой.
Я еду домой.
Уйти, куда? - туда где время не вода.
С собой возьми, и я возьму с собой тебя.
Мне объясни, что слишком мало декабря... Нам.
Смотри в меня, сотри себя и будь во мне.
В последний раз твоя вода в моем окне.
Снега немы, немыслимые эти сны
Они над ледяным унынием не властны.
Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды.
Крылатым умирает каждый, рождая дожди.
Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды
Умрёт и наш мираж вчерашний однажды дожди
Лью, бью в стекло... Люблю светло.
Выше или ниже, я тебя не вижу, higher or lower.
Чёрными цепями оцепили памяти острова.
За закрытыми дверями море времени теряем.
Все, что мы узнаем, не расскажем им.
Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды
Умрёт и наш мираж вчерашний однажды дожди
Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды.
Крылатым умирает каждый, рождая дожди.
Лью, бью в стекло... Люблю светло.
Молчание твоё во мне растает, а
На дне твоём одни живут случайные
Течения, не ты, мы не давали обещания
Не разводить мосты.
Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды,
Крылатым умирает каждый, рождая дожди.
Нева-нева-нева-неважно, ни боли, ни жажды,
Умрет и наш мираж вчерашний, однажды. Дожди.
Льют, бью стекло, люблю светло.
Потянуло на Неву))
Но так стандартен ход сменяющихся буден,
Что быть пророком так же просто,
Как и задавать вопросы пустоте,
Не получать на них ответа
И возвращаться каждый вечер на щите.
А ночью, побледнев от темноты и муки,
Чуть отдышавшись, брать себя покрепче в руки.
И поутру, забыв про боль,
Вступать в неравный бой с собой наедине,
Свой труп на битву побуждать
И, погибая, побеждать себя в войне.
Жизнь - карусель вер и сомнений,
Круговорот истин и лжи,
Серость одних и других вдохновенье, -
Все это и называется жизнь.
Возьми же карты те, что шулера раздали.
Сейчас твоя игра, забудь свои печали.
Не пропускай удачи зов -
Шестерки тоже бьют тузов назло судьбе.
И, рассмеявшись, сядь на гроб,
Пусть пустит себе пулю в лоб, кто сдал тебе.
Что день принес, непросто выразить словами.
Прошу тебя, не прячь за пазухою камень.
Ведь неизвестно, кто же выиграл:
Кто в яме или тот, кто вырыл яму ту.
А если вдруг судьбы каприз?
И упадешь ты вдруг не вниз, а в высоту!
Жизнь - карусель вер и сомнений,
Круговорот истин и лжи,
Серость одних и других вдохновенье,
И потому называется жизнь
Город расколется на мириады зеркал,
Рвутся в любовных пожарах петарды сердец,
Стенка за стенкой, душа, за душою тоска,
Тянет в болотную топь заколдованных мест.
Я же тебя никогда никому не отдам,
Пело сердечко и плакали гордые льды,
Наши тела бы могли отыскать по следам,
Если бы мы не забыли оставить следы.
Дайте мне белые крылья, - я утопаю в омуте,
Через тернии, провода, - в небо, только б не мучаться.
Тучкой маленькой обернусь и над твоим крохотным домиком
Разрыдаюсь косым дождем; знаешь, я так соскучился!
Знаешь, я так соскучился,
Знаешь, я так соскучился,
Знаешь, я так соскучился,
Знаешь...
Встретимся и за секунду проносится ночь,
Но вечностью черной разлука обрушится вновь.
Так почему же мы всё разбегаемся впрочь?
Зная в каком направлении наша любовь.
Мы друг для друга давно стали как зеркала.
Видеть тебя и всё чаще себя узнавать,
Нитью незримой нас намертво сшила игла,
Так больно когда города нас хотят разорвать.
Дайте мне белые крылья, - я утопаю в омуте,
Через тернии, провода, - в небо, только б не мучаться.
Тучкой маленькой обернусь и над твоим крохотным домиком
Разрыдаюсь косым дождем; знаешь, я так соскучился!
Знаешь, я так соскучился,
Знаешь, я так соскучился,
Знаешь, я так соскучился,
Знаешь...
то вот еще для вас)
Звездочка в небе дрожит
Кто тебя бросил в мокрую осень?
Звездочка, расскажи
Прячет ли дождик беззвучные слезы?
Скольким наивным девчонкам тебя часто дарили ребята
Может, и я, может, и я когда-то тебя подарю
Девчонке одной, той, что приснилась весной
Звездочка в небе дрожит
В черной февральской пропасти бьется
Знаю, ты здесь, в глуши
Что кто-то далекий зовет тебя солнцем
Сколько романтиков пальцем в тебя стреляли, дома покидая
Может, и я, может, и я когда-то из дома сбегу
С девчонкой одной, с той, что приснилась весной
Сквозь немые столетия намекни, подмигни
Покажи направление, я прямо сейчас пойду, хоть на край Земли
Как извелся ночами я, сколько лет мне осталось жить?
Так расскажи на прощание, впрочем, нет, не говори — молчи
Где-то забытый дом
Машет ли кто-то белым платочком?
Звездочка в небе пустом
Мы с тобой — две одинокие точки
Сколько безумцев, как ты просияв, напрасно как спички сгорали
Может, и я выпью мудрости яд и вместе давай дрожать
Над спящей страной, над проклятой страной
Для девчонки одной
Замрите, ангелы, смотрите: я играю.
Моих грехов разбор оставьте до поры,
Вы оцените красоту игры!
"Сам виноват: и слёзы лью,
и охаю —
Попал в чужую колею
глубокую.
Я цели намечал свои
на выбор сам —
А вот теперь из колеи
не выбраться.
Крутые скользкие края
Имеет эта колея.
Я кляну проложивших её,
Скоро лопнет терпенье моё,
И склоняю, как школьник плохой:
Колею, в колее, с колеёй...
Но почему неймётся мне —
нахальный я, —
Условья, в общем, в колее
нормальные:
Никто не стукнет, не притрёт —
не жалуйся!
Желаешь двигаться вперёд —
пожалуйста!
Отказа нет в еде-питье
В уютной этой колее.
И я живо себя убедил:
Не один я в неё угодил.
Так держать — колесо в колесе! —
И доеду туда, куда все.
Вот кто-то крикнул сам не свой:
"А ну, пусти!" —
И начал спорить с колеёй
по глупости.
Он в споре сжёг запас до дна
тепла души —
И полетели клапана
и вкладыши.
Но покорёжил он края —
И шире стала колея.
Вдруг его обрывается след...
Чудака оттащили в кювет,
Чтоб не мог он нам, задним, мешать
По чужой колее проезжать.
Вот и ко мне пришла беда —
стартёр заел,
Теперь уж это не езда,
а ёрзанье.
И надо б выйти, подтолкнуть,
но прыти нет,
Авось подъедет кто-нибудь
и вытянет.
Напрасно жду подмоги я —
Чужая это колея.
Расплеваться бы глиной и ржой
С колеёй этой самой — чужой!
Ведь тем, что я её сам углубил,
Я у задних надежду убил.
Прошиб меня холодный пот
до косточки,
И я прошёл чуть-чуть вперёд
по досточке.
Гляжу — размыли край ручьи
весенние,
Там выезд есть из колеи —
спасение!
Я грязью из-под шин плюю
В чужую эту колею.
Эй вы, задние, делай как я!
Это значит — не надо за мной.
Колея эта — только моя,
Выбирайтесь своей колеёй!"
Соленый воздух с привкусом аптечным.
Вдоль кромки моря - детские следы.
Я опоздал. Прощанье будет вечным.
Последний день. Вспотевшее окно
И по стеклу размазанное солнце...
Закрой глаза - пусть будет всем темно,
Раз нет другого способа бороться...
Забвение как форма бытия...
Взросление как способ суицида...
По чистоте и собственному я
Давай, мой друг, отслужим панихиду.
Тебе не выжить в зоне черных дыр
И я не заберу тебя отсюда
Туда, где взрослый толстожопый мир
Нас учит ползать и не верить в чудо.
Пускай на этом острове живет
Уставший призрак маленького принца...
Он никогда покоя не найдет -
Я срезал розу и прогнал лисицу...
Вдоль кромки моря - детские следы
И бесконечным будет это лето...
Я в детстве так боялся темноты,
А повзрослев, боюсь дневного света...
С домишек сдул крыши, как с молока пену.
И если гвоздь к дому пригнать концом острым,
без молотка, сразу, он сам войдет в стену.
А шторм унес в море десятка два шлюпок,
а рыбакам горе: не раскурить трубок.
А раскурить надо, да вот зажечь спичку,
как на лету взглядом остановить птичку.
Сорвал ветлу ветер, в саду сровнял гряды,
Аж корешок редьки из почвы сам вылез,
И, подкатив боком к соседнему саду,
В чужую врос грядку и снова там вырос.
Какой большой ветер, ах, какой вихрь,
А ты сидишь рядом, а ты сидишь тихо.
И никакой силой тебя нельзя стронуть,
скорей Нептун слезет со своего трона.
Я без шуток не хожу
Приходи на меня посмотреть. Приходи. Я живая, мне больно... (с)
Приходи на меня посмотреть, подержи меня за руку,
Тронь губами висок, не задев пулевое отверстие.
Я наутро крысиной тропой эмигрирую за реку
И не знаю, как долго продлится мое путешествие.
Сорок третий. Сочельник. Холеная Вена простужена.
Ты опять без шарфа и перчаток — ну, прямо как маленький.
Крестный сгинул в Дахау. Помянем сегодня за ужином?
Мой Щелкунчик на фронте — пошли ему, Господи, валенки.
А мышиный король ворожит в марципановом логове,
Стаи серых мундиров бросая в кровавое месиво.
Боги, яду мне, яду! — и небо взрывается оловом,
Лоскутами шинелей, бинтами и горькими песнями.
Помнишь, раньше все было так просто, волшебно и правильно?
Детство кончилось. Сказка рассыпалась крошками рыжими.
Я найду Крысолова из славного города Гаммельна
И вернусь, обещаю! Ты только, пожалуйста, выживи...
Я вас любил. Любовь еще (возможно,
что просто боль) сверлит мои мозги.
Все разлетелось к черту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
с оружием. И далее: виски:
в который вдарить? Портила не дрожь, но
задумчивость. Черт! Все не по-людски!
Я вас любил так сильно, безнадежно,
как дай вам Бог другими - но не даст!
Он, будучи на многое горазд,
не сотворит - по Пармениду - дважды
сей жар в крови, ширококостный хруст,
чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
коснуться - "бюст" зачеркиваю - уст!
Рыбы зимой живут.
Рыбы жуют кислород.
Рыбы зимой плывут,
задевая глазами
лед.
Туда.
Где глубже.
Где море.
Рыбы.
Рыбы.
Рыбы.
Рыбы плывут зимой.
Рыбы хотят выплыть.
Рыбы плывут без света.
Под солнцем
зимним и зыбким.
Рыбы плывут от смерти
вечным путем
рыбьим.
Рыбы не льют слезы:
упираясь головой
в глыбы,
в холодной воде
мерзнут
холодные глаза
рыбы.
Рыбы
всегда молчаливы,
ибо они -
безмолвны.
Стихи о рыбах,
как рыбы,
встают поперек
горла.
Но раз уж я это прочитала, то я это прокомментирую;)
Приянка со своим джонасом ни на одном фото не смотрится органично. Везде как мама, которая пришла с сыном на его выпускной. Я, вроде, не эйджист, но...
На Мэйси чаще всего больно смотреть. Я понимаю, что подростков тянет на эксперименты, но мы-то почему на это должны смотреть, да и успокоиться уже пора.
Про Маркл и гарри-это ж надо так заморочиться, чтобы сшить пиджак под платье. Гарри надо проклинать лень,когда он встретил эту женщину. Женился бы на нормальной, был бы простым тихим алкашом из королевской семьи, а не ее позорищем.
Больше очень ценных мыслей по этому поводу у меня нет.
Вот выходит на пруд школьник Вова.
Вова — мастер подледного лова.
Он пешней твердый лед прорубает,
Манной кашей крючок наживляет,
Прямо в лунку наживку бросает:
Вот так ловко!
Вот так Вовка!
Но живет в том пруду окунь Лева.
Лева — мастер подводного клева.
Тихо-тихо к крючку подплывает,
Кашу манную всю объедает,
Но на удочку не попадает:
Вот так ловко!
Вот так Левка!
Вот сидит себе Вовка на ящике,
Снег притаптывает мерзлым валенком —
И мечтает хотя б о подлещике,
О плотвенке хотя б самом маленьком.
Подо льдом окунь Вова похаживает,
Плавниками живот свой поглаживает,
Да посмеивается над Вовою,
Да поет свою песнь окуневую!