Душевный рассказ о девочке из детдома, которая смогла научить любить массу людей вокруг

Нельзя недооценивать значимость маленьких поступков, особенно по отношению к детям, которые оказались без родительской любви и поддержки. Их мир может измениться к лучшему, если мы сможем уделить им внимание. В рассказе Григория Острова история о том, как тепло, подаренное чужому ребенку, может изменить жизнь. И мы, заручившись разрешением автора, не смогли ее не опубликовать.

В 14 лет я попал на месяц в больницу. Получилось, что я там был самым старшим среди мелюзги. Младшим мальчикам было года по 4, а одной девочке было, наверное, года 2. Она еще говорить не умела. Малышка была детдомовская, вернее, из дома ребенка. Наголо стриженая, в замызганных ползунках и вся в зеленке. Вряд ли ее стали бы держать в общей палате с чем-то заразным, так что, наверное, не ветрянка или чесотка, а какие-то безобидные болячки. Но выглядело жутковато.

Из-за этих болячек девочки постарше ее гоняли, называли паршивой. А она тянулась ко всем — видимо, не хватало ласки в своем детдоме. И в первый же день, когда я пришел в столовую и сел на стул, она подбежала, по штанам вскарабкалась ко мне на колени, обняла и замерла пугливо. Видно было, что она и боится, и надеется, что не прогонят.

А я не стал ее прогонять. Мне самому очень не хватало тактильных ощущений. У нас в семье «телячьи нежности» были не приняты, родители почти никогда нас не обнимали. С братом мы если не дрались, то играли во что-нибудь шумное. А в больнице пропало и то немногое, что было. Так что я обнял эту малышку, прижал к себе и стал покачивать. А она что-то такое завыла-запела, без слов, но очень уютное и ласковое.

Не помню ее имени. Все называли ее Мартышкой, у нее и правда было что-то обезьянье в личике. Когда я утром выходил из палаты, нянечки мне говорили: «Ну где же ты? Невеста уже заждалась». Я негромко звал: «Мартышка!» — и она, где бы ни была, слышала и бежала по больничному коридору мне навстречу с радостным воплем. Я подхватывал ее на руки и потом таскал на себе весь день то на плечах, то под мышкой, то садился и сажал ее на колени.

Хотелось бы написать что-то вроде: «Мои родители удочерили Мартышку, и теперь она моя сестра». Но я рассказываю не рождественскую сказочку, а кусочек реальной жизни. Я ничего не знаю о ее судьбе. Может быть, ее и правда потом удочерили. Может быть, нет, и она покатилась по наклонной. Может, преодолела все и прожила достойную жизнь. А может, так и не научилась говорить и закончила свои дни в доме для инвалидов.

А меня эта встреча перевернула. Я потом очень сильно тосковал по этому ощущению, когда мелкое теплое существо сидит у тебя на коленях и доверчиво обнимает. До сих пор считаю, что это самое восхитительное, что может почувствовать человек в своей жизни.

Тоска прошла, когда родились мои собственные дети, а родились они довольно рано. С первого дня я их бесконечно обожал, обнимал, ласкал, таскал и тискал — но, конечно, не только тискал, но и укачивал, переодевал, мыл, кормил и делал все остальное, что полагается делать с маленькими детьми. Случился в моей семейной жизни такой момент, когда я влюбился в другую женщину и задумался об уходе. Но задумался ровно на минуту, пока не задал себе вопрос: смогу ли я прожить хотя бы день без моих мартышек? Сразу понял, что нет, и вопрос был решен.

Подруга моей жены Галя вышла замуж за парня, который мыл руки по 20 раз в день и мог закатить скандал из-за одной крошки на полу или одной капли воды в раковине. Человек вырос в доме, полном грязи и тараканов, и двинулся на этой теме. Конечно, о детях в этой семье нечего было и думать, они ведь испражняются, пускают слюни, срыгивают, размазывают еду по столу и так далее. Галя сперва переживала, потом смирилась.

Году на шестом этого брака она привела мужа к нам в гости. Тот с опаской сел на наш не слишком чистый диван, держа руки на весу, как хирург перед операцией, чтобы ничего не коснуться. Но тут подошла наша младшая дочь — ей как раз было 2 года — и, не говоря худого слова, полезла к нему на колени.

Я прямо видел внутреннюю борьбу на его лице. Согнать ему вроде неудобно, не кошка все-таки. Трогать — страшно и противно. Задал какой-то светский вопрос типа: «Как зовут твою куклу?» Дочка охотно ответила, она в 2 года неплохо говорила. Сказала ему еще что-то, он ответил. Все это держа руки на весу. Но постепенно он почувствовал, что ничего страшного не происходит, а, напротив, происходит что-то хорошее, и перестал следить за стерильностью рук. Обнял дочку за плечи, покачал на колене, погладил по голове. Видно было, как человек «оттаивает». Минут через 20 он уже вел себя как любой другой гость в доме с детьми. Уходил очень довольный и жал всем руки, как нормальный человек.

А назавтра Галя позвонила моей жене в радостном потрясении: вернувшись от нас, муж потребовал немедленно, не откладывая ни на день, завести ребенка. Вот такая эстафета от Мартышки через мою дочь к Галиному сыну, который в ином случае мог бы и не родиться.

Дети обладают даром заставлять окружающих смотреть на знакомые вещи под другим углом. Но и шалости им не занимать.