Яркий текст о том, что жизнь с запасливыми людьми — это порой еще та морока

— Давай антресоли разберем? — на днях говорит муж.

— Ты??? Разберешь??? Антресоли???

Ну, думаю, вот что крест животворящий делает! Муж в кои-то веки решил выбросить хлам!

Старье оденется в мусорные пакеты и на помойку поедет??? Да ладно! Включаю Станиславского: «Не верю!»

Дело в том, что мой муж — человек-улитка. Скопидом. Он категорически не умеет выбрасывать вещи и избавляться от ненужного. Не умеет — потому что не научили. Даже наоборот: он рос в гордой бедности родительского дома, где каждая вещь, отслужившая свой срок эксплуатации, бережно хранится на всякий случай, а иногда и трогательно реинкарнирует в новый функционал.

Майонезная баночка, например, как кошка с 9 жизнями: может, щедро раздарив свой майонез, стать хранилищем для аджики, затем вазочкой для прорастающей луковицы, потом тайником для саморезов, потом головным убором — цилиндром для пластмассового пупса сестры, потом тихо подремать пару лет на полке с крышками от 3-литровых банок для консервации и наконец гордо умереть на стрельбище в качестве мишени.

20 лет человека, который потом стал моим мужем, учили складывать целлофановые пакетики на полочку, до изнеможения чинить прохудившееся, а вещи, которым объективно пора на свалку, свозить на дачу.

Дача — это такая отсроченная мусорка. Коллекция причудливого хлама. Ассорти старья и металлолома. Такой тонкий срежиссированный самообман. Идя на поводу у утопического «а вдруг пригодится?», человек стремится ничего не выбрасывать, а только перепрятывать. Так что, если кому понадобится велик без колес, треснувшая лейка (ее еще можно заклеить), куртка без молнии, велкам к нам.

На соседском дачном участке зарыт огромный остов от бетономешалки. Такая огромная тяжелючая пузатая бочка без дна. Ее можно покрасить в полосатость, засунуть туда Депардье — и будет вылитый Обеликс.

Сосед приволок ее со свалки, хотел мешать бетон (зачем?) и планировал восстановить бочку до полноценной бетономешалки (сам?), но за 8 лет руки как-то не дошли (видимо, очень хотел, ага), и он похоронил ее в земле, чтоб не украли (да кому она сдалась?), а спустя годы продал дачу новым хозяевам.

Так новые хозяева — не поверите! — только порадовались такому «кладу» под землей и вместо проклятий в адрес старьевщика доплатили ему за эту бочку, и не засаживают это место саженцами смородины, ждут, когда им самим она пригодится. Это я к тому, что мой муж еще не клиническая «улитка». И что клинических как раз вокруг полно. На фоне некоторых мой муж вообще выглядит как такой лайтовый коллекционер раритета.

Я тренирую память сыну и играю с ним в такую игру: показываю картинку с изображением 10–20 разных предметов, а потом отворачиваю ее и прошу сына назвать изображенные предметы по памяти. Так вот, я уверена, что, сыграй я в эту игру с мужем, мол, вспомни, что запихнуто в антресолях или что за тайны хранят недра сарая, муж продул бы всухую.

Психологи учат, что если ты не пользовался вещью год — значит, она тебе в принципе не нужна. Смело выбрасывай. Хлам — это якорь, и надо не системы хранения в доме совершенствовать, а голову чинить. И если не скидывать прошлое вовремя, то можно самому покрыться паутиной среди старых примусов, выживших из ума пейджеров и ржавых чайников. Муж кивает. Слышит. Понимает. Но... привычка — вторая натура.

Объективности ради замечу, что я сама — та еще свинка Пеппа. Я ни разу не перфекционист в вопросах уборки и готовки. Но вот что-что, а выбросить что-нибудь ненужное — это меня хлебом не корми. Это я с радостью.

Иду к мужу со старыми трениками с лампасами. Говорю:

— Миш, тебе нужны эти штаны? Ты в них еще в институте гонял... Выбросить хочу.

— Я в них на даче буду траву косить.

— На даче целых 18 пар штанов покорно ждут своей очереди на покос. Даже если ты будешь переодеваться для каждого покоса в новые штаны, все тебе не сносить... И ждет тебя судьба лампасного гопника-модельера с этими покосами...

— Ну, мало ли, машину чинить...

— Какую машину чинить? Мы давно подарили наш ВАЗ-99, и у нас уже давно машина, на которой надо ездить, а не чинить.

— Ну мало ли зачем...

То есть незачем. Мы оба понимаем, что он никогда не наденет больше этих лампасов, но выбросить — это выше его сил.

Я одно время тихонечко крысятничала — подворовывала его вещи и, крадучись, пугливо оглядываясь, выносила их на свалку. Но случился прокол: муж встретил у мусорки бродягу Василия в его (мужа) любимом сером свитере с криво заштопанным локтем и мой обман вскрылся.

Был скандал. Муж, тыкая в меня старым, не раскрывающимся больше зонтом, кричал, что самая старая вещь в его арсенале — это я сама, и что если он вдруг научится выбрасывать, то первой со свистом навстречу свободе вылечу я. А я сидела, виновато понурившись, и в ужасе вспоминала, что еще успела подарить Василию...

Я люблю мужа. В фундаменте моей любви априори заложено желание принимать в человеке его недостатки и деликатно мириться с ними. При этом муж утрамбован достоинствами под завязку, так что треснутая лейка в сарае — это невысокая цена за счастье.

Я купаю дочку в специальной пластмассовой ванночке. Так вот на днях у нее на дне появилась трещина (у ванночки в смысле, а не у дочки), и я поставила ее в прихожую, чтобы первый, кто будет выходить из дома, захватил и вынес ее на мусорку. Спустя час я обнаруживаю лопнувшую ванночку в комнате, под столом. В ответ на мой недоумевающе-испепеляющий взгляд муж поясняет:

— Зачем просто выбрасывать? Жалко! Вот пойдем с сыном на горку, захватим ванну и съедем в ней с горы! Знаешь, как будет весело!

По существу вопроса у меня все.

P. S.

Главней всего погода в доме,

а все другое — хламота.

Есть я и ты, а все, что кроме, -

Безногий стул и палка от зонта...

ADME публикует этот текст с разрешения автора Ольги Савельевой.