Долгое время после развода я желала только одного: доказать бывшему, что чего-то стою. Что не утратила способность смеяться. Не потеряла вкус бега, лета, воды и соли. Что мои внутренние часы и сердце на прежнем месте. Тело такое же гибкое, волосы — рыжие, слова — смешные, а поступки не менее экстравагантные. Что продолжаю быть талантливой, востребованной и хорошо одетой. Счастливой даже без него.
Много лет представляла эту встречу. До секунды. До запаха сухого обветренного снега и надушенного вестибюля. Это должно было произойти на какой-то модной премьере. На мне платье из тафты, у меня волосы, окрашенные методом шатуш. Он спросит: «Как дела?» — а я звонко рассмеюсь, тряхну челкой и в подробностях расскажу, насколько все круто. С удовольствием отмечу, как удлиняется его лицо и искривляется рот, словно на картине Мунка. Затем завяжется многотрудная беседа и обрушатся сбивчивые извинения. Он, возможно, всплакнет, раскается и поведет на рынок покупать любимую позднюю хурму «чинебули». Тихонько напоет: «Давай попробуем вернуть, хоть что-нибудь, хоть что-нибудь...»
Или нет, не так. Увидимся на Рижском взморье посреди прохладного латвийского лета. Под ногами — мелкий яичный песок с кусочками янтаря и море с удобным берегом. Рыбацкая деревушка Рагациемс, в которой снимали фильм «Долгая дорога в дюнах». Одинокая лодка, болтающаяся в воде, запах копченой сардины (рыбу коптят по четвергам) и ажурные домики, отдыхающие в сосновых сенях.
Он скажет:
— О, какая приятная и неожиданная встреча.
Я кокетливо отвечу:
— Да нет, встреча абсолютно нежелательная.
И поверну в сторону амбаров, бани, будки для сетей. Бывший обязательно устремится следом, спотыкаясь о якоря и обломки судов. Предложит вместе съездить в Дзинтари или взглянуть на маяк. Я равнодушно поведу плечом:
— Мы давно ничего не делаем вместе.
Он поперхнется. Оробеет. Съест от досады свои локти, лопатки и грыжи между позвонков.
Все произошло иначе. Мы пересеклись на тренинге по манипуляциям через долгих 15 лет. Он порядком поседел и ссутулился. Обзавелся хроническим кашлем. Бежал через зал в любимых джинсах-дудочках и свитере под горло, высоко поднимая колени, — казалось, что он передвигается на цирковом велосипеде. Приставал с неуместными расспросами о делах. Справлялся о здоровье родителей. Приглашал выпить кофе.
На мне в тот момент не оказалось ни тафты, ни шатушной челки. Исчезло желание в деталях рассказывать о своих победах. И вообще хоть что-то говорить. Потому что обретенная спустя время любовь исключала чувство мести. Потому что больше не нужно было никому ничего доказывать. Делать несвойственное сальто и тройной тулуп. Рвать жилы, срывать голос, кардинально менять стиль, вопя о своем счастье. Лучшая вендетта — тихая душевная гармония. Лучшее достижение — во имя, а не вопреки. Лучший бой тот, которого не было.
